...в их глубинах я шел мимо себя, отраженный, искаженный, иногда преображенный… ©
Название: Скорбь по невинности
Автор: Mad God
Фандом: Vampire Knight
Дисклеймер: мир и герои принадлежат Хино Мацури
Персонажи: Ханабуса Аидоу, Канаме Куран, Юуки Куран, упоминание других вампиров
Рейтинг: G
Жанр: драма
Размер: миди
Предупреждение: отсутствие беты; за все грамматические/лексические ляпы автор наперед приносит глубочайшие извинения.
От автора: стараясь не выходить за пределы созданного мангакой, насколько удачно – судить читателю. Совет воспринимать в качестве очередного бонусного ответвления известной истории. Заинтересует, возможно, тех, кому показалась недосказанной и недостаточно раскрытой роль “Идола” в этом вампирском повествовании.
На все вопросы касательно неясностей сюжета автор ответит, к комментариям и критике относится положительно.
Описание: “...Вампиры. Бездушные демоны, скрывающие свои неприемлемые деяния под покровом ночи. Что станет с одним из них, если он оступится, позволив себе миг откровения? Потеряется ли в беглом безрассудстве его темная душа?..”
Продолжение и окончаниеVIII
Угрюмая тишина нависла над небольшим ярко освещенным помещением.
- Акатсуки... что-нибудь случилось?
Нахмурив бровь, Рука Соуэн подошла к рыжему вампиру, карые глаза которого неистово вспыхнули несколько секунд назад.
- Это ощущение... – прищуренный взгляд пылал под огненного цвета ресницами. – Ханабуса...
- Что? С ним все в порядке? – посерьезнев, Рука выглядела обеспокоенной.
- Да... – он прижал руку к горящему лбу в попытке прогнать нахлынувшую вдруг волну резкой боли. – Только...
Усевшись рядом на подлокотник кресла, Рука придвинулась к нему, положив свою ладонь поверх его нервно напряженной руки.
- Все будет в порядке... он ведь с Канаме-сама...
Проснувшись на рассвете, Ханабуса первым делом почувствовал ненавязчиво касающиеся его лица лучи мягкого зимнего солнца. Снежная буря не прекращалась всю ночь, и лишь к утру ветер разогнал большую часть серых туч в надежде пускай немного согреть редким переменчивым светом заснеженные просторы.
Вампир попытался укрыться от света, зарывшись под одеяло, что делал всякий раз, когда случалось проснуться до наступления сумерек. Отдав должное тому, что совершить желаемое у него невероятным образом не получаеться, Ханабуса решил открыть глаза. Что оказалось неожиданно больно. И солнечные лучи, столь бледные тем зимним утром, не могли служить тому причиной. Он поморщился, попытавшись подняться, и в этот миг что-то сжалось в груди, воздух режуще ворвался в легкие, обременяя движения. Это был перебор, и Ханабуса, зло шипя от боли и собственной беспомощности, заставил глаза приоткрыться, испытав при этом очередную серию болезненных ощущений. Пытаясь не обращать на них внимания, он оглянулся вокруг, и только после этого события прошедшей ночи всплыли в памяти.
Этот кабинет... Канаме-сама. Ханабуса провел рукой по мягкому бархату, и одна маленькая подушка соскользнула, упав на пушистый ковер. Он попытался сесть, и в этот раз боль, охватившая внезапно, будто вытекающая изнутри и распостраняющаяся по спине и плечам, была невыносимой, ему пришлось крепко сцепить зубы, чтобы не застонать. Головокружение, и вновь темнота окутала глаза, будто и не рассвет вовсе... Мучительно хотелось спать.
Думать... больнее всего сейчас – думать, призрачные воспоминания доставляли небывалых страданий. Ханабуса решил не размышлять ни о чем. Единственной его заботой оказалось появившееся вдруг желание убраться поскорее в свою комнату... Канаме-сама, вероятно, не будет рад лицезреть его здесь. Скованными движениями Ханабуса поднял непослушное тело, стараясь не обращать внимания на волны накатывающих ноющих ощущений. Направляясь к выходу, сосредоточился на том, чтобы заключать в поле зрения как можно меньшее количество пространства, не концентрировать без надобности усталый взгляд. И все же в глаза ему бросился высокий бокал с темной жидкостью, небрежно оставлен вчера. Это зрелище заставило его слабо улыбнуться. Выходит... он все-таки предотвратил... Но нет, не сейчас... все еще больно. Он вышел, прикрыв за собою дверь, скрипнувшую тихо и протяжно. Как обычно.
Медленно шагая пустым коридором, испытывая наслаждение от царившей там темноты, Ханабуса подошел к своей спальне, опираясь на стены по пути. Оказавшись наедине с собственным изнемогающим дыханием в облаченной мраком просторной комнате, его хватило лишь на то, чтобы, доковыляв до кровати, упасть лицом в одеяла и умиротворенно забыться.
Близилось утро, и обитателей особняка тянуло в заслуженный сон.
Ночь выдалась не совсем обычной для скучающей большую ее часть принцессы. Она хотела поговорить с Канаме о произошедшем ранее, но прежде, чем решилась отправиться на поиски брата, пришло время занятий. В надежде не огорчать Аидоу, что без того в последнее время обзавелся хронически унылым настроением, Юуки сочла правильным не опаздывать, появившись в кабинете задолго к началу урока. Ханабуса уже должен был поджидать ее там. Но, к удивлению Юуки, комната оказалась пустой. Выглянув в коридор и отметив, что там тоже пусто, она вскоре уселась за стол в молчаливом ожидании. Взгляд ее пробежал по заснеженным елям, что их раскачивал ветер за окном, и устремился куда-то вдаль. Она сидела, предоставив себя мыслям, когда в двери постучали.
- Можно?
Радостное удивление тронуло обращенные к Канаме ласково улыбающиеся шоколадные глаза.
- Онии-сама...
Он тихо подошел к ней и привлек к себе, приобняв, а она поднесла к своей щеке его теплую руку.
- Ты не против, если твоим учителем сегодня буду я? – прошептал, пряча губы в темных волосах, и ответил на удивленное молчание, - Аидоу не сможет присутствовать в связи с тем, что я просил его сделать ранее.
Она лишь согласно кивнула, не вымолвив ни слова, все еще прижимая к губам его ладонь.
Канаме оставался предельно серьезен те несколько часов, что преподавал Юуки историю становления ночного общества. В те редкие случаи, когда он уделял внимание ее занятиям, чистокровный обыкновенно рассказывал о вещах, не имеющих прямого отношения к урокам. Но это было в любом случае интересно, к тому же, Юуки всегда восхищалась манерой брата вещать столь непринужденно о различного рода событиях и фактах, что были для нее загадкой. У него определенно был талант... впрочем, не только к преподаванию.
Ханабуса проснулся с приходом темноты. Чувствуя, как сон отступает и его затуманенный разум проясняется, он не спешил открывать глаза. Тяжесть, опустившаяся на тело, усилилась, но боль, сопровождавшая его в глубины сна, частично миновала. Он лежал, прислушиваясь к тихому биению собственного сердца, стучащего медленно, размеренно и спокойно. Кровь слабо ощутимым потоком струила по жилам, и вампир внимал неожиданному спокойствию, неспешно распостранявшемуся его телом. Тишина поглотила его сознание.
Он провел длинным пальцем вдоль места на шее, где должны были находиться следы от укуса. Но ничего подобного под легким прикосновением не обнаружилось, и Ханабуса не знал, стоит ли этому удивляться. Не било и запаха крови, следовательно, остатков ее на шее, одежде или волосах тоже не было. Странно. Разве он мог ожидать столь бережного отношения со стороны Канаме-сама?
Канаме-сама...
Ханабуса приоткрыл глаза, и ожидаемой реакции не последовало, боль действительно унялась; видимо, он хорошо отдохнул. Лишь чувство слабости прижимало его ко кровати, и недюжинная усталость советовала предаться сну, хотя бы еще ненадолго. Но у него было собственное мнение по этому поводу. Остерегаясь резких движений, вампир осторожно поднялся. Первым делом отправился к окну, отодвинул занавес, и в комнату проникли серебристые лунные лучи. Ровный, едва мерцающий свет завораживал, особенно сейчас, будучи слабым, приглушенным то и дело накатывающими плотными, грозними тучами; он действовал на вампира умиротворяюще. Снегопад прекратился, притих неугомонный ветер. Но что-то во слабо вздрагивающем свете одиноких фонарей, в беспорядочно покачивающихся вершинах далеких деревьев подсказывало: это всего лишь затишье перед очередной бурей.
Вампиры. Существа, обитающие во мраке, носящие по праву присвоенный им титул демонов ночи, что, взамен на собственную душу, поверженную грехом испития человеческой крови, обрели небывалую доселе мощь, сверхъестественные способности. Никто не знает правды об их скрытом в тенях существовании, разве что сами они. Хотя порою даже мудрейшие не способны предугадать, что именно может потрясти их вампирскую сущность.
Канаме направлялся к своему кабинету, осознавая, что Аидоу там уже несколько часов как нет. Ощущения, связанные с ним, обострились, и Канаме мог сказать наверняка, где и в каком состоянии тот сейчас находился. А именно – вампир отдыхал в своей комнате, и, поскольку чистокровному требовался кабинет для работы, он был рад отсутствию нужды пересекаться там с Аидоу. По крайней мере, до тех пор, пока он не разберется в себе и накрывших его чувствах.
Окутана сумраком комната выглядела, как обычно, лишь маленькая подушка покоилась на ковре как несмелое напоминание о прошлой ночи. Высокий бокал находился там, где накануне был оставлен Канаме. Беглый взгляд – и мириады осколков вперемешку с коричневыми каплями рассыпались в воздухе, растаяв во мраке и исчезнув, будто их и не было никогда.
Растянувшись на диване, Канаме устало прикрыл глаза. Да, у него накопилась груда важных дел, но сейчас... оказавшись здесь, он вновь почуял еще парящий над этим местом сладковатый запах, что нещадно бил в голову тяжелым дурманом... удивительно, как он не замечал его раньше..? просто отказывался замечать... Но даже так, ничего не менялось. Он лишь хотел осознать все то, что пыталась донести ему тогда, в столь страстном порыве, эта кровь. Ведь это вправду было чем-то новым в пределах испытываемых им ощущений. Эйфория, пришедшая ниоткуда. Сладкое забытье. Нимая, робкая жертва... как мог хищник не внимать ей?
Нет, не так. Ведь дело не в крови. Дело в эмоциях, что их исключительно переносчиком являлась кровь. Столь рьяное желание защитить, отдать все располагающееся тепло, положить на него всю заботу, все имеющиеся силы и больше, всю жизнь. В тот миг Аидоу не пожалел бы своей жизни, будь в том воля чистокровного.., да он отдал бы ее по первому же зову, без колебаний... он сам не осознавал, что ничего не требовал взамен. И это было ново. Самоотверженно. .. еще никто не относился к нему так самоотверженно. Никто из окружающих, кроме Юуки, наверное, не посвящал ему жизнь в таком размере, не желая при этом получить вознаграждение в виде силы, крови, расположения, даже возможности находиться рядом... преисполненные желаний, они следовали за ним, и их слабости душили, и Канаме отрекался от искренности... что искренность, если от него требовалась лишь выгода. А Юуки... Он так нуждался в ней, так хотелось, упиваясь ею, проститься со всем и уснуть, согреваясь в обьятиях покоя... Но ее мысли все еще были заняты другим. И это больно. Чем больше он любил ее и осознавал, что она отвечала взаимностью, тем больнее это становилось...
Канаме не заметил, как погрузился в сон. А вскоре проснувшись, понял одну вещь. Единственное, что ему осталось. Это...
- Аидоу-семпай. Вы спите?
- Нет.
В дверном проеме его спальни показалась прринцесса, и Ханабуса был рад, что к тому времени успел побывать в ванной и переодеться. Волосы его были влажными, на плечах лежало небольшое махровое полотенце. Лицо, еще сохраняя болезненную бледность, после длительной теплой ванной слегка оживылось, на щеках появилось легкое подобие румянца. И лишь неестественно стеклянный блеск глаз выдавал напряжение... Юуки не могла его не заметить.
- Аидоу-семпай... как вы себя чувствуете?
Ханабуса удивился.
- Н-нормально... а что? – долгий вопросительный взгляд на смутившуюся вмиг Юуки. – Я неважно выгляжу?
- Нет-нет, все в порядке, - Юуки поспешила закрыть тему. – Я здесь по просьбе онии-сама. Канаме хочет вас видеть.
Ханабуса пожалел, что не успел вовремя отвернуться, так как сам с трудом мог представить изменения, тронувшие его лицо. Страх, сковавший мгновенно. Неужели Канаме-сама... решился... завершить начатое..? В любом случае он, Ханабуса, не должен беспокоиться по этому поводу. Разве он не мечтал отдать всего себя в жертву Канаме-сама..? Тогда почему он так напуган?
- Аидоу-семпай, с вами точно все в порядке? – Юуки все так же взволновано разглядивала перебегающий его лицом ход мыслей, окончательно убедившись в том, что с ним что-то происходит. – Аидоу-семпай... если не хочешь отправляться домой, просто скажи об этом Канаме. Он поймет... и не станет заставлять делать это.
...что? Домой..?
Да, просьба Канаме-сама. Как он мог забыть. Неужели... все заключается в этом..?
Взять себя в руки... все, что сейчас требуется...
- Нет. Я выполню просьбу Канаме-сама, - выдохнул он ровно. – Вам не стоит передавать это. Я появлюсь в его кабинете через несколько минут.
Юуки покинула комнату, одарив вампира последним встревоженным взглядом. Ханабуса проводил ее, и после того, как дверь за принцессой захлопнулась, он бессильно прислонился к стене. Сползая вниз по гладкой поверхности, прикрыл потемневшие глаза; на лицо его опустился мрак.
Небывалым холодом пропиталось все за стенами особняка. Мороз, казалось, пытался проникнуть внутрь, сквозь толстые камени и кирпичи, но, убедившись, что там ему пугать некого, оставил в покое дом и его холоднокровных жителей. Метель, прекратившись прошлой ночью, не спешила возобновлять свои действия, возможно, накапливая силы для очередной внушительной бури. Лишь жуткий мороз раскинулся заснеженными просторами; температура стояла многим ниже ноля.
Не сказать, что вампиры страдали от холода, либо же он им нравился. Напротив, они оставались равнодушными к любым изменениям в погоде, если только это не касалось наступления жары. Уж лучше холод... их застывшая кровь была отлично к нему адаптирована.
Направляясь в знакомый кабинет, Ханабуса поймал себя на том, что поежился и дрожит из-за окутавшей со всех сторон прохлады. Странно, он никогда раньше не замечал подобного. Возможно, это было связанно с большой потерей крови совсем недавно, организм еще не успел восстановиться. Да, вполне логично.
Тихо постучал в большую деревянную дверь. В ответ – тихое “Войди”. Все так же тихо скрипнули, закрываясь, тяжелые завесы.
Канаме сидел за письменным столом, изучая возвышающиеся стопкой документы. Он никаким образом не отреагировал не вошедшего вампира, и тот стоял в неловком ожидании. Закончил чистокровный очень скоро, отложив бумаги в сторону, оставив держать лишь тонкую белую папку.
- Я хочу, чтобы ты отправился в дом Аидоу завтра. Тсукико-сан любезно согласилась принимать участие в моей розвивающейся программе. Поскольку мы нуждаемся в поддержке, на подобную приверженность должны отвечать соответствующе и незамедлительно. Ты введешь временную главу клана Аидоу в курс дел, а еще передашь документы, - с этими словами Канаме встал и положил папку на край стола. Сверкнул глазами, бросив в сторону Ханабусы быстрый взгляд.
- Я все сделаю, Канаме-сама.
Вампир коротко поклонился, после чего отправился к столу за документами. Канаме тем временем выглянул в окно. Ночной двор был погружен в тишину и покой.
- Как ты себя чувствуешь, Аидоу?
Голос чистокровного заставил остановиться протянутую к папке руку. Остановиться и мелко задрожать.
- Все... все в порядке, Канаме-сама.
Уже во второй раз за сегодня он убеждал в подобном чистокровного. Это определенно была странная ночь.
- Вот как.., - ему показалось, или Канаме незаметно улыбнулся..? – В таком случае, у меня к тебе есть еще одна просьба.
Он повернулся к остолбеневшему вампиру, и в глазах его не было и тени усмешки.
Столь долгим, пронизывающим был взгляд этих гранатовых глаз... он очаровывал. Подернут кровавой дымкой, облачен, словно драгоценные камни в потускневшую серебряную оправу, в ночную всепоглощающую тьму, обрамлен мягкими темными прядями, тень от которых не скрывала глубокий насыщенный блеск.
- Да, Канаме-сама... – рвано выдохнул Ханабуса, не в силах оторвать взгляд. В этот миг... да, он был готов пойти на все, что угодно... – все, что пожелаете.
Разбросанный по комнате свет от нескольких свечей неожиданно иссяк и погас. Лишь две пары горящих кровавых глаз возбужденно сверкали, и от их жаркого свечения в комнате расползался жуткий морозный холод.
Благо эти двое его не замечали.
IX
Тяжелые снежные облака разошлись неожиданно, и появившаяся луна неуверенно роняла серебристые лучи, наполняя все вокруг призрачным светом. Рассеяно он проник в комнату с двумя застывшими вампирами, смягчил томное сверкание их огненных глаз, развеял напряженное выражение бледных лиц.
Чистокровный мрачно улыбнулся, и теперь это не было разыгравшимся воображением Ханабусы. Это не предвещало ничего хорошего.
- Моя просьба к тебе... – громкий, проникающий шепот. Канаме приближался к нему, и Ханабуса все еще не мог прервать, будто гипнотическую связь, зрительный контакт. Ни шелохнуться, ни моргнуть. Канаме-сама... что он с ним делает..?
Чистокровный остановился в шаге от него, Ханабуса видел собственное темно-гранатовых оттенков отражение в его глазах.
- Пей мою кровь, Аидоу.
...что?
Ханабуса замер в плохо скрываемом ужасе, и лишь светлые ресницы на широко открытых глазах испуганно вздрагивали. Он неопределенно дернулся, сделав шаг назад. Ему вдруг захотелось развернуться и убежать, но чистокровный все тем же изучающим взглядом сверлил его, отрезая пути к отступлению.
- Не стоит беспокоиться. Просто сделай это.
Словно ножом, этот голос резал его сознание. Сквозь окутавшую взор серую пелену Ханабуса наблюдал, как Канаме неспешно расстегивает пуговицы на левом рукаве, освобождая запястье от ненужной ткани. Медленно... он будто нарочно хотел, чтобы эти минуты впечатались в памяти перепуганного вампира, оставляя там болезненный след. Навсегда.
- Или даже.., - Канаме, казалось, на миг задумался, после чего, изменив решение, прошел в центр комнаты, ненавязчиво разминувшись по пути с Ханабусой. - ...даже так.
Мягко зашуршал смятый бархат под чистокровным, опустившимся на диван. Он лег, пристроив под головой возвышение из подушек, легким движением растянул воротник и слегка склонился набок, оголяя шею.
Ханабуса был не в состоянии двигаться. Мир ушел у него из-под ног, он больше не мог ни думать, ни видеть, опасаясь даже дышать, лишь бы не понять, не осознать до конца ситуацию, в которой оказался, лишь бы не сойти с ума...
- Почему ты медлишь, Аидоу?
Вампир вновь почувствовал наличие собственного языка... он должен ответить...
- Канаме... сама... – лучше ему было все-таки молчать. Охрипший голос срывался от волнения. – Я... не могу...
- Просто сделай это, - повторяясь, Канаме, казалось, не пытался его услышать. – Думаю, не стоит упоминать, что я могу попросту заставить тебя. Я не хочу прибегать к этому.
Его руки дрожали, он чувствовал огромный колючий ком, застрявший в горле. Еще немного, и из широко распахнутых бирюзовых глаз побегут слезы...
- Почему, Канаме-сама... Я ведь... никогда... – скомканные обрывки слов он выдыхал вперемешку с ледяным воздухом. – Я лишь хотел всегда... защищать Канаме-сама... – белокурая голова обреченно поникла. – Я не прощу себе этого...
Он шел к лежащему чистокровному, глотая немые слезы. Нет, он не заплачет. Не так, чтобы Канаме-сама видел...
- Ничего, - голос, все так же грозный в своем спокойствии. – Ничего, если не простишь.
Ханабуса боялся взглянуть на чистокровного, боялся увидеть в его глазах то, о чем знать не должен, боялся через собственные глаза быть прочтенным, словно плоская нецепляющая книга... Канаме-сама... Он находился перед ним, впервые так беззащитен и покорен... Его манящая кожа, слегка приоткрытые губы, потерянно блуждающий взгляд... Отвернувшись, он не смотрел в лицо Ханабусы, отстраненно изучая ткань на спинке. Неужели волнуется? Нет, невозможно.
Вампир медленно опускался над бездвижним телом чистокровного. Как такое могло произойти... он не знал. Он не хотел, не должен был... Склоняясь все ближе, он чувствовал, как необъяснимый страх все крепче сковывал движения своими цепями.
- Медлишь.
Вынырнувшая ниокуда рука схватила его рубашку чуть ниже воротника и потащила вниз. Он успел остановить опускающуюся по инерции голову прежде, чем столкнуться с Канаме лицом к лицу. Оказавшись столь близко... он уже не владел своими чувствами. Взгляд Канаме упорно игнорировал его... но холод руки, сжимающей ткань у его груди, доходчиво объяснял, что сбежать ему не удастся. Как можно было бороться с собою и ним одновременно?
Нет!!! Да будет проклята эта ночь и тот миг, когда... Ханабуса уже не мог остановиться. Темные поблескивающие волосы слегка шевелились под его отрывистым дыханием. Тяжесть руки, увлекающей все ниже, властвовала над ним, повелевая и одновременно приглашая к сладкой жертве. Он сглотнул, не переставая дрожать. Почему!!? Зачем, Канаме-сама?..
Пересохшие губы почти касались бледной кожи.
“Я выполню ваш приказ, Канаме-сама... как бы больно при этом мне ни было. Я не могу ослушаться. Взамен... я проклинаю тот миг, когда мои клыки прикоснутся к вашей крови. Я проклинаю слова, что заставляют меня делать это. Вконце... за этот грех я проклинаю себя...”
На поверхности двух полных отчаяния бирюзовых бездн засверкали слезы... в тот миг подавшиеся вперед клыки пронзили плоть, выпуская наружу удерживающуюся в ее пределах кровь. Чистую, священную, кровь повелителей ночи. Тут же появились темные капли, и Ханабуса не обронил ни единой, прильнув губами к открытой ране. В то время слезы норовили убежать вниз по щекам... но он не мог позволить себе испачкать ими кожу Канаме-сама, они были молча, неслышно проглочены.
Он почти не чувствовал, как ледяная жидкость струилась в его рту... гораздо острее ощущал жар руки, расслабившейся на его груди, лежащей ровно и спокойно. Канаме-сама... что он сейчас чувствует? Чувствует ли он... что нибудь..?
То, что испытывал в свою очередь Канаме, повергло чистокровного в смятение. Укус, нежный, робкий, полон отчаяния и изощренности... словно поцелуй. Клыки неуловимым движением скользнули внутрь, и он чувствовал лишь оцепеневшие губы, мягко покоящиеся на его шее, незаметно впитывающие его кровь. Но это было едва ощутимым. Взамен сердце, тяжело, перепуганно колотящееся под его ладонью, сотрясало всю его сущность, заставляя его собственное сладостно сжиматься и трепетно замирать... Он расслабил руку, стараясь сквозь ткань и кожу передать немного животворящего тепла, согреть его накрывшей волною спокойствия.
Именно это жаждал почувствовать Канаме. Все те долгие ночи, теряясь во тьме и одиночестве... лишь это могло служить ему спасением – миг осознания того, что кто-то может пить его кровь вот так, отдавая при этом всего себя. Неважно, кто именно вызывал у него это чувство, как и то, что он не был в состоянии на него ответить. Поглощенный им, он знал наверняка лишь одно – в тот миг это было... искренним.
Мгновение кончилось. Так быстро... а хотелось, чтобы длилось вечность.
Ханабуса отстранил губы, и по мере того, как он вытаскивал клыки, раны мгновенно затягивались. Лишь несколько кровавых капель осталось в память о них. Так хотелось слизать эти горькие остатки, нежно скользнув языком вдоль тонкой шеи... но он не мог позволить себе подобное. Подняв голову, вытер оставшиеся капли пальцем, только после этого поднес ко рту. И в ту секунду их взгляды встретились.
В этот короткий миг они, казалось, поняли друг друга. Чистокровный, являющийся сейчас всего лишь живим существом с нахлынувшими на него эмоциями, и его верный слуга, почувствовавший себя освобожденным. Нужно ли было им это... для чего..? Разве не счаслив был каждый из них идти своей дорогой, не открываясь, не затрагивая то настоящее, что спало глубоко внутри. Но... если подобное произошло, спящее, должно быть, стало вырываться наружу, требуя, жаждя быть признанным. Пускай ненадолго. Пускай лишь на этот миг...
Ханабуса поднялся. Смотреть в эти слегка улыбающиеся глаза было больно. Но отвести взгляд казалось еще невыносимее. Поэтому он спешил удалиться.
“Канаме-сама... Я, все же...”
“Да. Так и есть...”
- Спасибо.
Тихо оброненное вслед скрывшемуся за дверью вампиру вряд ли было услышано. Канаме остался бессильно лежать в темноте. Повернувшись на бок, он уцепился окоченевшими пальцами в маленькую подушку. В одиночестве его вдруг окутал холод.
Едва дверь за спиною закрылась, Ханабуса бросился наутек, прочь, подальше от этой комнаты. Лишь когда изображение перед ним окончательно размылось и потекло, он понял, что из глаз его непрестанно бегут горячие слезы.
Вампиры. Бездушные демоны, скрывающие свои неприемлемые деяния под покровом ночи. Что станет с одним из них, если он оступится, позволив себе миг откровения? Потеряется ли в беглом безрассудстве его темная душа?..
Канаме возвращался молчаливым коридором в их с Юуки спальню. К рассвету оставалось по крайней мере несколько часов, но сейчас чистокровному не хотелось ничего, кроме как окунуться в блаженный сон.
В большой просторной комнате обретался мир и тихий покой. Разглядеть что-нибуть было трудно, лишь одна мягко покачивающаяся штора впускала внутрь осколки разбитого лунного света. За шторой находился выход на небольшой балкон. Отодвинув занавес, сквозь стеклянную дверь он увидел Юуки. Та стояла в легком белом платье, и снежинки бережно садились на темные волосы, на ткань одежды, на белую кожу. Она ловила их замерзшей рукою, и тонкие, почти прозрачние пальцы покрывались пушистой голубоватой изморозью.
- Юуки, - вдохнул он, выйдя на улицу, морозный воздух. – Что ты здесь делаешь? Ты ведь так простудишься.
Резкий взгляд в его сторону, обжигающий, словно раскаленный металл, заставил потеряться в словах.
- Юуки...
- Канаме... онии-сама.., - в ее высоком звенящем голоске перебегали ледяные нотки. – Я... я попытаюсь... вновь увидеть.., - слезы замерзали, появляясь, в ее глазах, отчего те казались даже огромнее обычного, просто невообразимо... и этот острый, пронзающий взгляд... – Белый снег...
Она подняла над головою руку, и колючий порыв ветра унес собравшиеся на ладони снежинки.
- Прошу, прости меня, Канаме...
Беззвучный шепот застыл на обветренных губах, когда чистокровный прижал к груди замерзшую драгоценность. Он не чувствовал привычной теплой пульсации внутри, волосы ледяными нитями резали его руки.
Прижимая ее к себе все крепче, он сжался, будто маленький потерянный ребенок, и сполз вниз, обнимая ее тонкую талию, пряча лицо на груди.
- Нет, Юуки. Это ты... прости меня.
Продрогшая рука легла на чернеющие, рвущиеся на ветру волосы. И когда она, мягко сжав, притянула его голову к себе, даже ближе, чем это казалось возможным... он почувствовал целебный жар, исходящий из этой, нежно гладящей его, руки...
Эпилог
Два дня спустя зимнее небо окончательно прояснилось. Днем оно наполнялось голубизной настолько глубокой, что почти прожигало глаза тем, кому не посчасливилось его видеть. Ночью же с него ухмылялась яркая рогатая луна. Небольшое затишье, однако, не обещало потепления, и правда, мороз стоял если не сильнее, то уж точно не мягче прежнего. Усердствующее вот уже пару дней солнце не смогло растопить вездесущие снежные груды, напротив, они увереннее улеглись и местами протоптались узкими глубокими тропинками.
Светило солнце, когда двери большого светлого дома, окруженного большим потемневшим голыми ветвями садом, отворились, и на крыльцо вышли двое, белокурая девушка в простом зеленом платье и юноша с такими же, как у нее, волосами, одет так, будто собрался на длительную прогулку. Их привлекательные бледные лица были на удивление похожи.
- Ну что ж... жаль, что не останешься подольше, в последний раз ты был дома так давно. Но, в любом случае, я рада, что ты смог приехать, - они разглядивали мерцающие снежные возвышения, расположенные поблизости. – Можешь передать Куранам, что мы согласны с большинством условий, об остальном договоримся вскоре. Я должна тщательнее изучить бумаги.
Ханабуса глядел, как в черных ветвях клена неподалеку запутался, отчаянно пытаясь высвободиться, огромный ворон, с его больших крыльев то и дело летели, вырываясь, клочья пуха и перьев. Побарахтавшись какое-то время, он сумел более-менее успокоиться, или просто выбился из сил, в результате чего притих и вскоре вылетел рьяно, словно пробка из бутылки, и унесся подальше от злосчастного дерева.
- Ханабуса, - девушка попыталась привлечь его внимание.
- Да, - рассеянно.
- Что-то ведь... случилось в последнее время?
Она знала его, и поведение брата казалось немного странным. Он молчал.
- Ты торопишься в путь, но, похоже, не спешишь возвращаться.
Он оторвал взгляд от дерева, перевел его на сестру.
- Ты... действительно собираешься возвращаться к Куранам?
Вампир взглянул в ослепительно яркое небо, и когда голубизна болезненно коснулась его глаз, лишь тихо вздохнул: - Кто знает...
Ветер мягко гулял в играющих на солнце золотом кудрях. Бирюзовый взгляд снова обращен куда-то в неизвестность.
Девушка, помедлив, подошла к брату.
- Как бы там ни было, возвращайся домой почаще, ладно? – она привлекла его к себе и обняла.
- Тсукико, ты... – на его лице расползалась слабая улыбка. – Хорошо...
Вскоре вампир збежал вниз по широкой каменной лестнице, махнув на прощанье рукою, и его сестра смотрела на удаляющуюся фигурку, пока та не исчезла, скрывшись между стволов. И только ветер остался тихо шуметь темными ветками.
Близилась полночь, когда западную часть особняка клана Куран сотряс жуткий грохот. Отвлеченный от работы шумом, Канаме отправился взглянуть на его таинственный источник. Встретившись по пути с большей частью живущей в доме прислуги, он не стал выяснять причины, по которым та направлялась в сторону противоположную крикам и глухим ударам, распостранявшимся с кухонных помещений. Причина показалась ему очевидной.
- Спасибо, но не нужна мне ваша помощь! – громко объясняла Юуки одной из поваров, что пыталась незаметно отобрать у той большой нож.
- Что здесь происходит?
Под пристальным взглядом чистокровного остальная прислуга поспешила убраться восвояси. Возликовав, Юуки, как ни в чем не бывало, принялась крошить что-то на столе отвоеванным ножом, при этом сдвинув ненароком на пол маленькую кастрюльку, устроив новую волну грохота. Морщась, пока этот гам не унялся, Канаме обратился к порхающей Юуки.
- Я тебя, между прочим, спрашиваю.
Юуки заметила его.
- Онии-сама! – она радостно подпарила к нему, и он чмокнул подставленную щеку. – Я готовлю шоколад, - объяснила, вернувшись к столу. Она выглядела столь забавно в отороченном фартуке, платке, стягивающем волосы, и, конечно же, со множеством пятен от какао на лице и одежде, что Канаме невольно улыбнулся этой картине. – Он очень полезен для восстановления крови, так что я решила сама этим заняться.
Что за неисправимый ребенок? С ее-то кулинарными способностями...
- Я думал, что для этого нужна кровь.
Она повернулась к нему, лукаво усмехнувшись, и уже через секунду взвыгнула: - Ай! Я руку поранила!
Ее глаза сверкали, когда она подошла к Канаме, и он аккуратно слизал кровь с пальцев.
- И все?.. – она выглядела немного разочарованной.
- Ну, я все еще ожидаю обещанный шоколад. – Юуки засияла. – Кстати, тебе нужна помощь?
- Онии-сама... – остолбенев, Юуки наблюдала, как он, сняв с крючка на стене еще один фартук, завязал его на талии. – Тебя разве не ждут дела?
- Да, но.., - взял нож из ее рук, - это кажется слишком забавным.
Полчаса спустя над комнатой поднимался сладкий теплый аромат.
- Ах, как замечательно получается!.. Ну же, попробуй, - Юуки поднесла кусочек к его рту, и он взял его губами, принявшись жевать с критикующим видом.
- Слишком сладко.
- Ты что, в самый раз!..
Они весело смеялись, Юуки болтала без умолку. Канаме больше делал,чем говорил, потому как от Юуки толку было мало.
- Стой, Юуки... Нам еще это доделать... – уворачивался он, потому что та уже принялась его кормить.
- Вкусно-то, - весело пропела она. Юуки была несказанно довольна тем, что проводит время столь приятным образом... вместе с Канаме. – Кстати, надо будет Аидоу тоже накормить, когда он вернется, - она подошла к окну, выглянув в потемневший двор. – Что-то он задерживается.
Прислонившись к деревянной раме, Юуки стянула с волос повязку. Посерьезнев, она смотрела, как искрится снег в серебристых лучах и слабо мерцают в безоблачном небе звезды.
- Думаешь, он вернется?..
Канаме подошел к ней, обняв сзади и опустившись подбородком на ее макушку. Так они и стояли, наслаждаясь теплом, запахом шоколада и таким близким присутствием друг друга.
Неожиданно Юуки освободилась, наклонившись к окну и открыв его настежь, радостно маша рукою появившемуся вдалеке темному силуэту.
- Аидоу-семпай! С возвращением!
Автор: Mad God
Фандом: Vampire Knight
Дисклеймер: мир и герои принадлежат Хино Мацури
Персонажи: Ханабуса Аидоу, Канаме Куран, Юуки Куран, упоминание других вампиров
Рейтинг: G
Жанр: драма
Размер: миди
Предупреждение: отсутствие беты; за все грамматические/лексические ляпы автор наперед приносит глубочайшие извинения.
От автора: стараясь не выходить за пределы созданного мангакой, насколько удачно – судить читателю. Совет воспринимать в качестве очередного бонусного ответвления известной истории. Заинтересует, возможно, тех, кому показалась недосказанной и недостаточно раскрытой роль “Идола” в этом вампирском повествовании.
На все вопросы касательно неясностей сюжета автор ответит, к комментариям и критике относится положительно.
Описание: “...Вампиры. Бездушные демоны, скрывающие свои неприемлемые деяния под покровом ночи. Что станет с одним из них, если он оступится, позволив себе миг откровения? Потеряется ли в беглом безрассудстве его темная душа?..”
Продолжение и окончаниеVIII
Угрюмая тишина нависла над небольшим ярко освещенным помещением.
- Акатсуки... что-нибудь случилось?
Нахмурив бровь, Рука Соуэн подошла к рыжему вампиру, карые глаза которого неистово вспыхнули несколько секунд назад.
- Это ощущение... – прищуренный взгляд пылал под огненного цвета ресницами. – Ханабуса...
- Что? С ним все в порядке? – посерьезнев, Рука выглядела обеспокоенной.
- Да... – он прижал руку к горящему лбу в попытке прогнать нахлынувшую вдруг волну резкой боли. – Только...
Усевшись рядом на подлокотник кресла, Рука придвинулась к нему, положив свою ладонь поверх его нервно напряженной руки.
- Все будет в порядке... он ведь с Канаме-сама...
Проснувшись на рассвете, Ханабуса первым делом почувствовал ненавязчиво касающиеся его лица лучи мягкого зимнего солнца. Снежная буря не прекращалась всю ночь, и лишь к утру ветер разогнал большую часть серых туч в надежде пускай немного согреть редким переменчивым светом заснеженные просторы.
Вампир попытался укрыться от света, зарывшись под одеяло, что делал всякий раз, когда случалось проснуться до наступления сумерек. Отдав должное тому, что совершить желаемое у него невероятным образом не получаеться, Ханабуса решил открыть глаза. Что оказалось неожиданно больно. И солнечные лучи, столь бледные тем зимним утром, не могли служить тому причиной. Он поморщился, попытавшись подняться, и в этот миг что-то сжалось в груди, воздух режуще ворвался в легкие, обременяя движения. Это был перебор, и Ханабуса, зло шипя от боли и собственной беспомощности, заставил глаза приоткрыться, испытав при этом очередную серию болезненных ощущений. Пытаясь не обращать на них внимания, он оглянулся вокруг, и только после этого события прошедшей ночи всплыли в памяти.
Этот кабинет... Канаме-сама. Ханабуса провел рукой по мягкому бархату, и одна маленькая подушка соскользнула, упав на пушистый ковер. Он попытался сесть, и в этот раз боль, охватившая внезапно, будто вытекающая изнутри и распостраняющаяся по спине и плечам, была невыносимой, ему пришлось крепко сцепить зубы, чтобы не застонать. Головокружение, и вновь темнота окутала глаза, будто и не рассвет вовсе... Мучительно хотелось спать.
Думать... больнее всего сейчас – думать, призрачные воспоминания доставляли небывалых страданий. Ханабуса решил не размышлять ни о чем. Единственной его заботой оказалось появившееся вдруг желание убраться поскорее в свою комнату... Канаме-сама, вероятно, не будет рад лицезреть его здесь. Скованными движениями Ханабуса поднял непослушное тело, стараясь не обращать внимания на волны накатывающих ноющих ощущений. Направляясь к выходу, сосредоточился на том, чтобы заключать в поле зрения как можно меньшее количество пространства, не концентрировать без надобности усталый взгляд. И все же в глаза ему бросился высокий бокал с темной жидкостью, небрежно оставлен вчера. Это зрелище заставило его слабо улыбнуться. Выходит... он все-таки предотвратил... Но нет, не сейчас... все еще больно. Он вышел, прикрыв за собою дверь, скрипнувшую тихо и протяжно. Как обычно.
Медленно шагая пустым коридором, испытывая наслаждение от царившей там темноты, Ханабуса подошел к своей спальне, опираясь на стены по пути. Оказавшись наедине с собственным изнемогающим дыханием в облаченной мраком просторной комнате, его хватило лишь на то, чтобы, доковыляв до кровати, упасть лицом в одеяла и умиротворенно забыться.
Близилось утро, и обитателей особняка тянуло в заслуженный сон.
Ночь выдалась не совсем обычной для скучающей большую ее часть принцессы. Она хотела поговорить с Канаме о произошедшем ранее, но прежде, чем решилась отправиться на поиски брата, пришло время занятий. В надежде не огорчать Аидоу, что без того в последнее время обзавелся хронически унылым настроением, Юуки сочла правильным не опаздывать, появившись в кабинете задолго к началу урока. Ханабуса уже должен был поджидать ее там. Но, к удивлению Юуки, комната оказалась пустой. Выглянув в коридор и отметив, что там тоже пусто, она вскоре уселась за стол в молчаливом ожидании. Взгляд ее пробежал по заснеженным елям, что их раскачивал ветер за окном, и устремился куда-то вдаль. Она сидела, предоставив себя мыслям, когда в двери постучали.
- Можно?
Радостное удивление тронуло обращенные к Канаме ласково улыбающиеся шоколадные глаза.
- Онии-сама...
Он тихо подошел к ней и привлек к себе, приобняв, а она поднесла к своей щеке его теплую руку.
- Ты не против, если твоим учителем сегодня буду я? – прошептал, пряча губы в темных волосах, и ответил на удивленное молчание, - Аидоу не сможет присутствовать в связи с тем, что я просил его сделать ранее.
Она лишь согласно кивнула, не вымолвив ни слова, все еще прижимая к губам его ладонь.
Канаме оставался предельно серьезен те несколько часов, что преподавал Юуки историю становления ночного общества. В те редкие случаи, когда он уделял внимание ее занятиям, чистокровный обыкновенно рассказывал о вещах, не имеющих прямого отношения к урокам. Но это было в любом случае интересно, к тому же, Юуки всегда восхищалась манерой брата вещать столь непринужденно о различного рода событиях и фактах, что были для нее загадкой. У него определенно был талант... впрочем, не только к преподаванию.
Ханабуса проснулся с приходом темноты. Чувствуя, как сон отступает и его затуманенный разум проясняется, он не спешил открывать глаза. Тяжесть, опустившаяся на тело, усилилась, но боль, сопровождавшая его в глубины сна, частично миновала. Он лежал, прислушиваясь к тихому биению собственного сердца, стучащего медленно, размеренно и спокойно. Кровь слабо ощутимым потоком струила по жилам, и вампир внимал неожиданному спокойствию, неспешно распостранявшемуся его телом. Тишина поглотила его сознание.
Он провел длинным пальцем вдоль места на шее, где должны были находиться следы от укуса. Но ничего подобного под легким прикосновением не обнаружилось, и Ханабуса не знал, стоит ли этому удивляться. Не било и запаха крови, следовательно, остатков ее на шее, одежде или волосах тоже не было. Странно. Разве он мог ожидать столь бережного отношения со стороны Канаме-сама?
Канаме-сама...
Ханабуса приоткрыл глаза, и ожидаемой реакции не последовало, боль действительно унялась; видимо, он хорошо отдохнул. Лишь чувство слабости прижимало его ко кровати, и недюжинная усталость советовала предаться сну, хотя бы еще ненадолго. Но у него было собственное мнение по этому поводу. Остерегаясь резких движений, вампир осторожно поднялся. Первым делом отправился к окну, отодвинул занавес, и в комнату проникли серебристые лунные лучи. Ровный, едва мерцающий свет завораживал, особенно сейчас, будучи слабым, приглушенным то и дело накатывающими плотными, грозними тучами; он действовал на вампира умиротворяюще. Снегопад прекратился, притих неугомонный ветер. Но что-то во слабо вздрагивающем свете одиноких фонарей, в беспорядочно покачивающихся вершинах далеких деревьев подсказывало: это всего лишь затишье перед очередной бурей.
Вампиры. Существа, обитающие во мраке, носящие по праву присвоенный им титул демонов ночи, что, взамен на собственную душу, поверженную грехом испития человеческой крови, обрели небывалую доселе мощь, сверхъестественные способности. Никто не знает правды об их скрытом в тенях существовании, разве что сами они. Хотя порою даже мудрейшие не способны предугадать, что именно может потрясти их вампирскую сущность.
Канаме направлялся к своему кабинету, осознавая, что Аидоу там уже несколько часов как нет. Ощущения, связанные с ним, обострились, и Канаме мог сказать наверняка, где и в каком состоянии тот сейчас находился. А именно – вампир отдыхал в своей комнате, и, поскольку чистокровному требовался кабинет для работы, он был рад отсутствию нужды пересекаться там с Аидоу. По крайней мере, до тех пор, пока он не разберется в себе и накрывших его чувствах.
Окутана сумраком комната выглядела, как обычно, лишь маленькая подушка покоилась на ковре как несмелое напоминание о прошлой ночи. Высокий бокал находился там, где накануне был оставлен Канаме. Беглый взгляд – и мириады осколков вперемешку с коричневыми каплями рассыпались в воздухе, растаяв во мраке и исчезнув, будто их и не было никогда.
Растянувшись на диване, Канаме устало прикрыл глаза. Да, у него накопилась груда важных дел, но сейчас... оказавшись здесь, он вновь почуял еще парящий над этим местом сладковатый запах, что нещадно бил в голову тяжелым дурманом... удивительно, как он не замечал его раньше..? просто отказывался замечать... Но даже так, ничего не менялось. Он лишь хотел осознать все то, что пыталась донести ему тогда, в столь страстном порыве, эта кровь. Ведь это вправду было чем-то новым в пределах испытываемых им ощущений. Эйфория, пришедшая ниоткуда. Сладкое забытье. Нимая, робкая жертва... как мог хищник не внимать ей?
Нет, не так. Ведь дело не в крови. Дело в эмоциях, что их исключительно переносчиком являлась кровь. Столь рьяное желание защитить, отдать все располагающееся тепло, положить на него всю заботу, все имеющиеся силы и больше, всю жизнь. В тот миг Аидоу не пожалел бы своей жизни, будь в том воля чистокровного.., да он отдал бы ее по первому же зову, без колебаний... он сам не осознавал, что ничего не требовал взамен. И это было ново. Самоотверженно. .. еще никто не относился к нему так самоотверженно. Никто из окружающих, кроме Юуки, наверное, не посвящал ему жизнь в таком размере, не желая при этом получить вознаграждение в виде силы, крови, расположения, даже возможности находиться рядом... преисполненные желаний, они следовали за ним, и их слабости душили, и Канаме отрекался от искренности... что искренность, если от него требовалась лишь выгода. А Юуки... Он так нуждался в ней, так хотелось, упиваясь ею, проститься со всем и уснуть, согреваясь в обьятиях покоя... Но ее мысли все еще были заняты другим. И это больно. Чем больше он любил ее и осознавал, что она отвечала взаимностью, тем больнее это становилось...
Канаме не заметил, как погрузился в сон. А вскоре проснувшись, понял одну вещь. Единственное, что ему осталось. Это...
- Аидоу-семпай. Вы спите?
- Нет.
В дверном проеме его спальни показалась прринцесса, и Ханабуса был рад, что к тому времени успел побывать в ванной и переодеться. Волосы его были влажными, на плечах лежало небольшое махровое полотенце. Лицо, еще сохраняя болезненную бледность, после длительной теплой ванной слегка оживылось, на щеках появилось легкое подобие румянца. И лишь неестественно стеклянный блеск глаз выдавал напряжение... Юуки не могла его не заметить.
- Аидоу-семпай... как вы себя чувствуете?
Ханабуса удивился.
- Н-нормально... а что? – долгий вопросительный взгляд на смутившуюся вмиг Юуки. – Я неважно выгляжу?
- Нет-нет, все в порядке, - Юуки поспешила закрыть тему. – Я здесь по просьбе онии-сама. Канаме хочет вас видеть.
Ханабуса пожалел, что не успел вовремя отвернуться, так как сам с трудом мог представить изменения, тронувшие его лицо. Страх, сковавший мгновенно. Неужели Канаме-сама... решился... завершить начатое..? В любом случае он, Ханабуса, не должен беспокоиться по этому поводу. Разве он не мечтал отдать всего себя в жертву Канаме-сама..? Тогда почему он так напуган?
- Аидоу-семпай, с вами точно все в порядке? – Юуки все так же взволновано разглядивала перебегающий его лицом ход мыслей, окончательно убедившись в том, что с ним что-то происходит. – Аидоу-семпай... если не хочешь отправляться домой, просто скажи об этом Канаме. Он поймет... и не станет заставлять делать это.
...что? Домой..?
Да, просьба Канаме-сама. Как он мог забыть. Неужели... все заключается в этом..?
Взять себя в руки... все, что сейчас требуется...
- Нет. Я выполню просьбу Канаме-сама, - выдохнул он ровно. – Вам не стоит передавать это. Я появлюсь в его кабинете через несколько минут.
Юуки покинула комнату, одарив вампира последним встревоженным взглядом. Ханабуса проводил ее, и после того, как дверь за принцессой захлопнулась, он бессильно прислонился к стене. Сползая вниз по гладкой поверхности, прикрыл потемневшие глаза; на лицо его опустился мрак.
Небывалым холодом пропиталось все за стенами особняка. Мороз, казалось, пытался проникнуть внутрь, сквозь толстые камени и кирпичи, но, убедившись, что там ему пугать некого, оставил в покое дом и его холоднокровных жителей. Метель, прекратившись прошлой ночью, не спешила возобновлять свои действия, возможно, накапливая силы для очередной внушительной бури. Лишь жуткий мороз раскинулся заснеженными просторами; температура стояла многим ниже ноля.
Не сказать, что вампиры страдали от холода, либо же он им нравился. Напротив, они оставались равнодушными к любым изменениям в погоде, если только это не касалось наступления жары. Уж лучше холод... их застывшая кровь была отлично к нему адаптирована.
Направляясь в знакомый кабинет, Ханабуса поймал себя на том, что поежился и дрожит из-за окутавшей со всех сторон прохлады. Странно, он никогда раньше не замечал подобного. Возможно, это было связанно с большой потерей крови совсем недавно, организм еще не успел восстановиться. Да, вполне логично.
Тихо постучал в большую деревянную дверь. В ответ – тихое “Войди”. Все так же тихо скрипнули, закрываясь, тяжелые завесы.
Канаме сидел за письменным столом, изучая возвышающиеся стопкой документы. Он никаким образом не отреагировал не вошедшего вампира, и тот стоял в неловком ожидании. Закончил чистокровный очень скоро, отложив бумаги в сторону, оставив держать лишь тонкую белую папку.
- Я хочу, чтобы ты отправился в дом Аидоу завтра. Тсукико-сан любезно согласилась принимать участие в моей розвивающейся программе. Поскольку мы нуждаемся в поддержке, на подобную приверженность должны отвечать соответствующе и незамедлительно. Ты введешь временную главу клана Аидоу в курс дел, а еще передашь документы, - с этими словами Канаме встал и положил папку на край стола. Сверкнул глазами, бросив в сторону Ханабусы быстрый взгляд.
- Я все сделаю, Канаме-сама.
Вампир коротко поклонился, после чего отправился к столу за документами. Канаме тем временем выглянул в окно. Ночной двор был погружен в тишину и покой.
- Как ты себя чувствуешь, Аидоу?
Голос чистокровного заставил остановиться протянутую к папке руку. Остановиться и мелко задрожать.
- Все... все в порядке, Канаме-сама.
Уже во второй раз за сегодня он убеждал в подобном чистокровного. Это определенно была странная ночь.
- Вот как.., - ему показалось, или Канаме незаметно улыбнулся..? – В таком случае, у меня к тебе есть еще одна просьба.
Он повернулся к остолбеневшему вампиру, и в глазах его не было и тени усмешки.
Столь долгим, пронизывающим был взгляд этих гранатовых глаз... он очаровывал. Подернут кровавой дымкой, облачен, словно драгоценные камни в потускневшую серебряную оправу, в ночную всепоглощающую тьму, обрамлен мягкими темными прядями, тень от которых не скрывала глубокий насыщенный блеск.
- Да, Канаме-сама... – рвано выдохнул Ханабуса, не в силах оторвать взгляд. В этот миг... да, он был готов пойти на все, что угодно... – все, что пожелаете.
Разбросанный по комнате свет от нескольких свечей неожиданно иссяк и погас. Лишь две пары горящих кровавых глаз возбужденно сверкали, и от их жаркого свечения в комнате расползался жуткий морозный холод.
Благо эти двое его не замечали.
IX
Тяжелые снежные облака разошлись неожиданно, и появившаяся луна неуверенно роняла серебристые лучи, наполняя все вокруг призрачным светом. Рассеяно он проник в комнату с двумя застывшими вампирами, смягчил томное сверкание их огненных глаз, развеял напряженное выражение бледных лиц.
Чистокровный мрачно улыбнулся, и теперь это не было разыгравшимся воображением Ханабусы. Это не предвещало ничего хорошего.
- Моя просьба к тебе... – громкий, проникающий шепот. Канаме приближался к нему, и Ханабуса все еще не мог прервать, будто гипнотическую связь, зрительный контакт. Ни шелохнуться, ни моргнуть. Канаме-сама... что он с ним делает..?
Чистокровный остановился в шаге от него, Ханабуса видел собственное темно-гранатовых оттенков отражение в его глазах.
- Пей мою кровь, Аидоу.
...что?
Ханабуса замер в плохо скрываемом ужасе, и лишь светлые ресницы на широко открытых глазах испуганно вздрагивали. Он неопределенно дернулся, сделав шаг назад. Ему вдруг захотелось развернуться и убежать, но чистокровный все тем же изучающим взглядом сверлил его, отрезая пути к отступлению.
- Не стоит беспокоиться. Просто сделай это.
Словно ножом, этот голос резал его сознание. Сквозь окутавшую взор серую пелену Ханабуса наблюдал, как Канаме неспешно расстегивает пуговицы на левом рукаве, освобождая запястье от ненужной ткани. Медленно... он будто нарочно хотел, чтобы эти минуты впечатались в памяти перепуганного вампира, оставляя там болезненный след. Навсегда.
- Или даже.., - Канаме, казалось, на миг задумался, после чего, изменив решение, прошел в центр комнаты, ненавязчиво разминувшись по пути с Ханабусой. - ...даже так.
Мягко зашуршал смятый бархат под чистокровным, опустившимся на диван. Он лег, пристроив под головой возвышение из подушек, легким движением растянул воротник и слегка склонился набок, оголяя шею.
Ханабуса был не в состоянии двигаться. Мир ушел у него из-под ног, он больше не мог ни думать, ни видеть, опасаясь даже дышать, лишь бы не понять, не осознать до конца ситуацию, в которой оказался, лишь бы не сойти с ума...
- Почему ты медлишь, Аидоу?
Вампир вновь почувствовал наличие собственного языка... он должен ответить...
- Канаме... сама... – лучше ему было все-таки молчать. Охрипший голос срывался от волнения. – Я... не могу...
- Просто сделай это, - повторяясь, Канаме, казалось, не пытался его услышать. – Думаю, не стоит упоминать, что я могу попросту заставить тебя. Я не хочу прибегать к этому.
Его руки дрожали, он чувствовал огромный колючий ком, застрявший в горле. Еще немного, и из широко распахнутых бирюзовых глаз побегут слезы...
- Почему, Канаме-сама... Я ведь... никогда... – скомканные обрывки слов он выдыхал вперемешку с ледяным воздухом. – Я лишь хотел всегда... защищать Канаме-сама... – белокурая голова обреченно поникла. – Я не прощу себе этого...
Он шел к лежащему чистокровному, глотая немые слезы. Нет, он не заплачет. Не так, чтобы Канаме-сама видел...
- Ничего, - голос, все так же грозный в своем спокойствии. – Ничего, если не простишь.
Ханабуса боялся взглянуть на чистокровного, боялся увидеть в его глазах то, о чем знать не должен, боялся через собственные глаза быть прочтенным, словно плоская нецепляющая книга... Канаме-сама... Он находился перед ним, впервые так беззащитен и покорен... Его манящая кожа, слегка приоткрытые губы, потерянно блуждающий взгляд... Отвернувшись, он не смотрел в лицо Ханабусы, отстраненно изучая ткань на спинке. Неужели волнуется? Нет, невозможно.
Вампир медленно опускался над бездвижним телом чистокровного. Как такое могло произойти... он не знал. Он не хотел, не должен был... Склоняясь все ближе, он чувствовал, как необъяснимый страх все крепче сковывал движения своими цепями.
- Медлишь.
Вынырнувшая ниокуда рука схватила его рубашку чуть ниже воротника и потащила вниз. Он успел остановить опускающуюся по инерции голову прежде, чем столкнуться с Канаме лицом к лицу. Оказавшись столь близко... он уже не владел своими чувствами. Взгляд Канаме упорно игнорировал его... но холод руки, сжимающей ткань у его груди, доходчиво объяснял, что сбежать ему не удастся. Как можно было бороться с собою и ним одновременно?
Нет!!! Да будет проклята эта ночь и тот миг, когда... Ханабуса уже не мог остановиться. Темные поблескивающие волосы слегка шевелились под его отрывистым дыханием. Тяжесть руки, увлекающей все ниже, властвовала над ним, повелевая и одновременно приглашая к сладкой жертве. Он сглотнул, не переставая дрожать. Почему!!? Зачем, Канаме-сама?..
Пересохшие губы почти касались бледной кожи.
“Я выполню ваш приказ, Канаме-сама... как бы больно при этом мне ни было. Я не могу ослушаться. Взамен... я проклинаю тот миг, когда мои клыки прикоснутся к вашей крови. Я проклинаю слова, что заставляют меня делать это. Вконце... за этот грех я проклинаю себя...”
На поверхности двух полных отчаяния бирюзовых бездн засверкали слезы... в тот миг подавшиеся вперед клыки пронзили плоть, выпуская наружу удерживающуюся в ее пределах кровь. Чистую, священную, кровь повелителей ночи. Тут же появились темные капли, и Ханабуса не обронил ни единой, прильнув губами к открытой ране. В то время слезы норовили убежать вниз по щекам... но он не мог позволить себе испачкать ими кожу Канаме-сама, они были молча, неслышно проглочены.
Он почти не чувствовал, как ледяная жидкость струилась в его рту... гораздо острее ощущал жар руки, расслабившейся на его груди, лежащей ровно и спокойно. Канаме-сама... что он сейчас чувствует? Чувствует ли он... что нибудь..?
То, что испытывал в свою очередь Канаме, повергло чистокровного в смятение. Укус, нежный, робкий, полон отчаяния и изощренности... словно поцелуй. Клыки неуловимым движением скользнули внутрь, и он чувствовал лишь оцепеневшие губы, мягко покоящиеся на его шее, незаметно впитывающие его кровь. Но это было едва ощутимым. Взамен сердце, тяжело, перепуганно колотящееся под его ладонью, сотрясало всю его сущность, заставляя его собственное сладостно сжиматься и трепетно замирать... Он расслабил руку, стараясь сквозь ткань и кожу передать немного животворящего тепла, согреть его накрывшей волною спокойствия.
Именно это жаждал почувствовать Канаме. Все те долгие ночи, теряясь во тьме и одиночестве... лишь это могло служить ему спасением – миг осознания того, что кто-то может пить его кровь вот так, отдавая при этом всего себя. Неважно, кто именно вызывал у него это чувство, как и то, что он не был в состоянии на него ответить. Поглощенный им, он знал наверняка лишь одно – в тот миг это было... искренним.
Мгновение кончилось. Так быстро... а хотелось, чтобы длилось вечность.
Ханабуса отстранил губы, и по мере того, как он вытаскивал клыки, раны мгновенно затягивались. Лишь несколько кровавых капель осталось в память о них. Так хотелось слизать эти горькие остатки, нежно скользнув языком вдоль тонкой шеи... но он не мог позволить себе подобное. Подняв голову, вытер оставшиеся капли пальцем, только после этого поднес ко рту. И в ту секунду их взгляды встретились.
В этот короткий миг они, казалось, поняли друг друга. Чистокровный, являющийся сейчас всего лишь живим существом с нахлынувшими на него эмоциями, и его верный слуга, почувствовавший себя освобожденным. Нужно ли было им это... для чего..? Разве не счаслив был каждый из них идти своей дорогой, не открываясь, не затрагивая то настоящее, что спало глубоко внутри. Но... если подобное произошло, спящее, должно быть, стало вырываться наружу, требуя, жаждя быть признанным. Пускай ненадолго. Пускай лишь на этот миг...
Ханабуса поднялся. Смотреть в эти слегка улыбающиеся глаза было больно. Но отвести взгляд казалось еще невыносимее. Поэтому он спешил удалиться.
“Канаме-сама... Я, все же...”
“Да. Так и есть...”
- Спасибо.
Тихо оброненное вслед скрывшемуся за дверью вампиру вряд ли было услышано. Канаме остался бессильно лежать в темноте. Повернувшись на бок, он уцепился окоченевшими пальцами в маленькую подушку. В одиночестве его вдруг окутал холод.
Едва дверь за спиною закрылась, Ханабуса бросился наутек, прочь, подальше от этой комнаты. Лишь когда изображение перед ним окончательно размылось и потекло, он понял, что из глаз его непрестанно бегут горячие слезы.
Вампиры. Бездушные демоны, скрывающие свои неприемлемые деяния под покровом ночи. Что станет с одним из них, если он оступится, позволив себе миг откровения? Потеряется ли в беглом безрассудстве его темная душа?..
Канаме возвращался молчаливым коридором в их с Юуки спальню. К рассвету оставалось по крайней мере несколько часов, но сейчас чистокровному не хотелось ничего, кроме как окунуться в блаженный сон.
В большой просторной комнате обретался мир и тихий покой. Разглядеть что-нибуть было трудно, лишь одна мягко покачивающаяся штора впускала внутрь осколки разбитого лунного света. За шторой находился выход на небольшой балкон. Отодвинув занавес, сквозь стеклянную дверь он увидел Юуки. Та стояла в легком белом платье, и снежинки бережно садились на темные волосы, на ткань одежды, на белую кожу. Она ловила их замерзшей рукою, и тонкие, почти прозрачние пальцы покрывались пушистой голубоватой изморозью.
- Юуки, - вдохнул он, выйдя на улицу, морозный воздух. – Что ты здесь делаешь? Ты ведь так простудишься.
Резкий взгляд в его сторону, обжигающий, словно раскаленный металл, заставил потеряться в словах.
- Юуки...
- Канаме... онии-сама.., - в ее высоком звенящем голоске перебегали ледяные нотки. – Я... я попытаюсь... вновь увидеть.., - слезы замерзали, появляясь, в ее глазах, отчего те казались даже огромнее обычного, просто невообразимо... и этот острый, пронзающий взгляд... – Белый снег...
Она подняла над головою руку, и колючий порыв ветра унес собравшиеся на ладони снежинки.
- Прошу, прости меня, Канаме...
Беззвучный шепот застыл на обветренных губах, когда чистокровный прижал к груди замерзшую драгоценность. Он не чувствовал привычной теплой пульсации внутри, волосы ледяными нитями резали его руки.
Прижимая ее к себе все крепче, он сжался, будто маленький потерянный ребенок, и сполз вниз, обнимая ее тонкую талию, пряча лицо на груди.
- Нет, Юуки. Это ты... прости меня.
Продрогшая рука легла на чернеющие, рвущиеся на ветру волосы. И когда она, мягко сжав, притянула его голову к себе, даже ближе, чем это казалось возможным... он почувствовал целебный жар, исходящий из этой, нежно гладящей его, руки...
Эпилог
Два дня спустя зимнее небо окончательно прояснилось. Днем оно наполнялось голубизной настолько глубокой, что почти прожигало глаза тем, кому не посчасливилось его видеть. Ночью же с него ухмылялась яркая рогатая луна. Небольшое затишье, однако, не обещало потепления, и правда, мороз стоял если не сильнее, то уж точно не мягче прежнего. Усердствующее вот уже пару дней солнце не смогло растопить вездесущие снежные груды, напротив, они увереннее улеглись и местами протоптались узкими глубокими тропинками.
Светило солнце, когда двери большого светлого дома, окруженного большим потемневшим голыми ветвями садом, отворились, и на крыльцо вышли двое, белокурая девушка в простом зеленом платье и юноша с такими же, как у нее, волосами, одет так, будто собрался на длительную прогулку. Их привлекательные бледные лица были на удивление похожи.
- Ну что ж... жаль, что не останешься подольше, в последний раз ты был дома так давно. Но, в любом случае, я рада, что ты смог приехать, - они разглядивали мерцающие снежные возвышения, расположенные поблизости. – Можешь передать Куранам, что мы согласны с большинством условий, об остальном договоримся вскоре. Я должна тщательнее изучить бумаги.
Ханабуса глядел, как в черных ветвях клена неподалеку запутался, отчаянно пытаясь высвободиться, огромный ворон, с его больших крыльев то и дело летели, вырываясь, клочья пуха и перьев. Побарахтавшись какое-то время, он сумел более-менее успокоиться, или просто выбился из сил, в результате чего притих и вскоре вылетел рьяно, словно пробка из бутылки, и унесся подальше от злосчастного дерева.
- Ханабуса, - девушка попыталась привлечь его внимание.
- Да, - рассеянно.
- Что-то ведь... случилось в последнее время?
Она знала его, и поведение брата казалось немного странным. Он молчал.
- Ты торопишься в путь, но, похоже, не спешишь возвращаться.
Он оторвал взгляд от дерева, перевел его на сестру.
- Ты... действительно собираешься возвращаться к Куранам?
Вампир взглянул в ослепительно яркое небо, и когда голубизна болезненно коснулась его глаз, лишь тихо вздохнул: - Кто знает...
Ветер мягко гулял в играющих на солнце золотом кудрях. Бирюзовый взгляд снова обращен куда-то в неизвестность.
Девушка, помедлив, подошла к брату.
- Как бы там ни было, возвращайся домой почаще, ладно? – она привлекла его к себе и обняла.
- Тсукико, ты... – на его лице расползалась слабая улыбка. – Хорошо...
Вскоре вампир збежал вниз по широкой каменной лестнице, махнув на прощанье рукою, и его сестра смотрела на удаляющуюся фигурку, пока та не исчезла, скрывшись между стволов. И только ветер остался тихо шуметь темными ветками.
Близилась полночь, когда западную часть особняка клана Куран сотряс жуткий грохот. Отвлеченный от работы шумом, Канаме отправился взглянуть на его таинственный источник. Встретившись по пути с большей частью живущей в доме прислуги, он не стал выяснять причины, по которым та направлялась в сторону противоположную крикам и глухим ударам, распостранявшимся с кухонных помещений. Причина показалась ему очевидной.
- Спасибо, но не нужна мне ваша помощь! – громко объясняла Юуки одной из поваров, что пыталась незаметно отобрать у той большой нож.
- Что здесь происходит?
Под пристальным взглядом чистокровного остальная прислуга поспешила убраться восвояси. Возликовав, Юуки, как ни в чем не бывало, принялась крошить что-то на столе отвоеванным ножом, при этом сдвинув ненароком на пол маленькую кастрюльку, устроив новую волну грохота. Морщась, пока этот гам не унялся, Канаме обратился к порхающей Юуки.
- Я тебя, между прочим, спрашиваю.
Юуки заметила его.
- Онии-сама! – она радостно подпарила к нему, и он чмокнул подставленную щеку. – Я готовлю шоколад, - объяснила, вернувшись к столу. Она выглядела столь забавно в отороченном фартуке, платке, стягивающем волосы, и, конечно же, со множеством пятен от какао на лице и одежде, что Канаме невольно улыбнулся этой картине. – Он очень полезен для восстановления крови, так что я решила сама этим заняться.
Что за неисправимый ребенок? С ее-то кулинарными способностями...
- Я думал, что для этого нужна кровь.
Она повернулась к нему, лукаво усмехнувшись, и уже через секунду взвыгнула: - Ай! Я руку поранила!
Ее глаза сверкали, когда она подошла к Канаме, и он аккуратно слизал кровь с пальцев.
- И все?.. – она выглядела немного разочарованной.
- Ну, я все еще ожидаю обещанный шоколад. – Юуки засияла. – Кстати, тебе нужна помощь?
- Онии-сама... – остолбенев, Юуки наблюдала, как он, сняв с крючка на стене еще один фартук, завязал его на талии. – Тебя разве не ждут дела?
- Да, но.., - взял нож из ее рук, - это кажется слишком забавным.
Полчаса спустя над комнатой поднимался сладкий теплый аромат.
- Ах, как замечательно получается!.. Ну же, попробуй, - Юуки поднесла кусочек к его рту, и он взял его губами, принявшись жевать с критикующим видом.
- Слишком сладко.
- Ты что, в самый раз!..
Они весело смеялись, Юуки болтала без умолку. Канаме больше делал,чем говорил, потому как от Юуки толку было мало.
- Стой, Юуки... Нам еще это доделать... – уворачивался он, потому что та уже принялась его кормить.
- Вкусно-то, - весело пропела она. Юуки была несказанно довольна тем, что проводит время столь приятным образом... вместе с Канаме. – Кстати, надо будет Аидоу тоже накормить, когда он вернется, - она подошла к окну, выглянув в потемневший двор. – Что-то он задерживается.
Прислонившись к деревянной раме, Юуки стянула с волос повязку. Посерьезнев, она смотрела, как искрится снег в серебристых лучах и слабо мерцают в безоблачном небе звезды.
- Думаешь, он вернется?..
Канаме подошел к ней, обняв сзади и опустившись подбородком на ее макушку. Так они и стояли, наслаждаясь теплом, запахом шоколада и таким близким присутствием друг друга.
Неожиданно Юуки освободилась, наклонившись к окну и открыв его настежь, радостно маша рукою появившемуся вдалеке темному силуэту.
- Аидоу-семпай! С возвращением!
@темы: manga, fanfiction
Он набрал 9 очков. 
Они набрали по 6 очков.
